Диаграмма экспедиций Амундсена и Скотта

Чтобы перевезти груз по льду с „Терра Нова“ на твёрдую землю, мобилизовали все четыре вида транспорта: собак, лошадей, мотосани и людей. Разгрузка, однако, была спланирована из рук вон плохо и представляла собой сплошную путаницу и неразбериху. 〈...〉

Мотосани опустили через борт на примыкающую к кораблю льдину. Скотт вышел на берег, оставив Кэмпбелла руководить процессом. Вскоре после этого лёд у корабля начал ломаться. 〈...〉

Люди не прошли и ста метров, как лёд под ними треснул. Сани проломили его и мгновенно ушли на глубину, едва не утащив с собой нескольких человек. Спасти их было невозможно. Современные моторные сани, гордость экспедиции, безмолвным предзнаменованием опустились вглубь на сто морских саженей — и нашли свою могилу на дне пролива Макмёрдо. »

« Амундсен проработал план высадки в мельчайших деталях. Каждый человек хорошо понимал и план в целом, и своё место в общей картине. Норвежцы знали, что им нужно подготовить базу до конца апреля, запасти тюленье мясо для зимовки, а затем совершить три путешествия и организовать промежуточные склады на отрезке пути до 83-й параллели для весеннего броска к полюсу. Среди членов экспедиции Скотта чёткого распределения ролей не было, поскольку план действий пока не понимал и сам Скотт. Он решался довериться своим офицерам. Всё, что им оставалось, — это неукоснительное и буквальное выполнение приказов без их обсуждения и без учёта обстоятельств, подтверждением чему были утонувшие мотосани. Они стали своеобразным памятником иерархии военно-морского флота. »

Отправляясь из точки 82° южной широты, Амундсен вёз с собой запас провизии на сто дней, её должно было хватить до 6 февраля 1912 года. В соответствии с его графиком и с учётом достигнутой к этому моменту производительности он планировал вернуться во Фрамхейм к 31 января. Это означало, что даже в случае такой маловероятной ситуации, как неспособность найти все заложенные ранее промежуточные склады, он всё равно смог бы добраться до полюса, вернуться во Фрамхейм, повернуть назад и проехать ещё сто миль к югу, прежде чем закончатся продукты. Керосина вообще было в два-три раза больше, чем нужно. Кроме того, каждый четвёртый день он закладывал на полноценный отдых и плохую погоду, готовя людей даже к тому, что на обратном пути им, возможно, придётся самим тащить сани, начиная с 86° южной широты. Запас прочности у группы, судя по всему, был велик.

По сравнению с ним у Скотта не было нужного запаса продуктов и топлива, к тому же он совсем не учитывал вероятность плохой погоды. Простые цифры — явное тому свидетельство. У Амундсена на момент старта хранилось три тонны запасов на промежуточных складах, у Скотта — лишь одна. »

Из дневника Амундсена: „Англичане громко и открыто говорили миру, что в Антарктике лыжи и собак использовать нельзя, а меховая одежда — это ерунда. Посмотрим, посмотрим. Не хочу хвастаться — это не совсем в моём стиле... Но когда люди решают подвергать сомнению методы, которые сделали норвежцев лидерами полярных исследований, то есть лыжи и собак, приходит время разозлиться и показать миру, что мы, используя эти средства, добиваемся успеха благодаря расчёту и умению, а не слепой удаче“. 〈...〉

Скотт измучил своих людей на подъёме, не думая о том, что силы понадобятся им для возвращения. В любом случае своим отношением к людям как к тягловой силе он наглядно проиллюстрировал слова Нансена о том, что „использовать собак, может, и жестоко, но не менее жестоко перегружать работой людей“. Плохая лыжная техника, нерациональная навигация, перегруженные, плохо обслуживаемые и плохо управляемые сани, неэффективная организация лагеря, тяготы, связанные с тем, что в последний момент к группе добавился пятый человек, — список реальных проблем был длинным. Такая последовательность Скотта вообще может расцениваться как прямое стремление к смерти. »

5 декабря Скотта остановил буран у подножия ледника Бирдмора. „Не видно соседней палатки,— написал он,— не говоря уже о чем-то ещё... Сомневаюсь, что какая-то партия смогла бы идти в такую погоду, и уж точно никто не смог бы идти против этого ветра“. Но погода, остановившая Скотта, была примерно такой же, как та, с которой столкнулся Амундсен на „именинах дьявола“. Хотя Амундсену было раза в три тяжелее из-за разреженной атмосферы, поскольку он находился на 10 тысяч футов выше, а температура при этом была на 15 градусов ниже. Сюда можно добавить совершенно незнакомую местность и полное отсутствие предшественников, по следам которых можно было бы идти. Тем не менее в его дневнике мы читаем: „День был отвратительный — штормовой ветер, метель и обморожения, но мы ещё на 13 миль ближе к нашей цели“. 〈...〉

Но Скотт, в отличие от Амундсена, не имел запаса прочности. Он постоянно говорил: „Мы не можем позволить себе задержку“. Готовя четырёхмесячное путешествие, он не заложил в свои планы возможность плохой погоды даже в течение четырёх дней. В худшем случае, как отметил Боуэрс в своём дневнике, „задержка будет означать всего лишь небольшую нехватку провизии на обратном пути, но это мелочи“. »

Постепенно пятнышко превратилось во что-то движущееся — и они оказались перед чёрным флагом разбившихся иллюзий. Собачьи испражнения и отпечатки лап на снегу говорили сами за себя. Им показалось, что безжалостный ветер стал гораздо холоднее, чем час назад. 〈...〉

Из дневника Скотта: „Полюс. Да, но при совсем других обстоятельствах, нежели ожидалось. У нас был ужасный день — помимо разочарования дул жесточайший ветер от 4 до 5 и температура минус 22 °С. Спутники мои трудились с обмороженными ногами и руками... Боже правый! Это отвратительное место и особенно ужасное для нас — тех, кому пришлось пробиваться сюда, чтобы проиграть“. 〈...〉
„А теперь домой — нам предстоит отчаянная борьба за то, чтобы сообщить эти новости первыми. Интересно, сможем ли мы“.

Другими словами, Скотт надеялся хоть на какую-то иллюзию победы. Он ещё не совсем понял, что возвращение станет схваткой со смертью, но чётко осознал, что время терять нельзя. »

Скотту пришлось бы ответить за всех потерянных людей. Шеклтон стал бы тем, кто смеётся последним. Этого Скотт вынести не мог. Лучше было принести жертвоприношение в палатке. Так он мог попытаться превратить своё поражение в победу. Он убедил Уилсона и Боуэрса остаться с ним и ждать конца, хотя инстинкт людей, оказавшихся в таком положении, требовал от них продолжать движение, даже замёрзнуть в снегу — но попытаться спастись. По меньшей мере девять дней они лежали в своих спальных мешках. Потом закончились последние продукты и топливо — и они умерли. 〈...〉

Когда в прессе появились первые сообщения Амундсена и Скотта, одна из норвежских газет заметила, что Амундсен... представляет всё так, словно это было сравнительно простым делом, (в то время как) Скотт постоянно подчеркивает „нечеловеческое напряжение“... „громадные опасности“... „исключительное невезение“, „отвратительную погоду“ и в мороз, и в оттепель.

Это был меткий комментарий. Скотт хотел быть героем, Амундсен — просто попасть на полюс. Скотт с его жаждой самолюбования играл на публику, Амундсен думал в первую очередь о работе, которую нужно было сделать, а не о читателях. »